— Ты понимаешь: она сидит дома, все время сидит дома, — заходится от ярости старушка в аккуратном сером пиджаке и выражением лица строгой учительницы. — Сидит себе, не работает. И он сидит на диване, что-то там в компьютере делает, что зарабатывает — то и проедают. Совсем не думают о будущем. Трудовой книжки нет ни у него, ни у нее.
Но она и не работает, вцепилась в сына как паук и живет, – старушка свирепствовала не на шутку.— Может приворожила? – спрашивает другая старушка, которой и предназначались все предыдущие реплики.
— Точно, точно приворожила. Вот ведь нашел уже! Да еще и из какого-то захолустья. В нашем городе столько красивых, умных, и трудолюбивых. А он нашел лентяйку. И так уже семь лет вместе они, прости господи. И со мной не здороваются. Он иногда приезжает, но без нее. Однажды даже сказал: ты ее обижаешь, не будете вы общаться. А я что, я правду сказала, а она ишь какая гордая, обиделась. Тунеядка.
А дома Иван в это время засыпал за ноутбуком. Работал всю ночь, очень уж хорошо писался код, жалко было прерываться. Поэтому лег спать только в три, а проснулся как всегда в семь.
Олеся осторожно подошла к нему, поставила чашку кофе, подальше от компьютера, а сама стояла и тихонько смотрела на своего мужа. Волосы его были взъерошены, подбородок колючий от трехдневной щетины, которая очень ему подходила, придавая мужественности. Очки немного съехали с переносицы и вот-вот могли упасть. Картина такая, что хотелось и смеяться, и плакать одновременно, даже перехватывало дыхание от нежности к нему. Поэтому Олеся осторожно, как можно тише сняла очки, стараясь не разбудить сонного мужа. Но он все же проснулся, посмотрел на нее и взгляд его из растерянного стал теплым и ласковым.
— Вот, заснул, — сказал он, развел руками и стал полностью похожим на медведя, каким его рисуют в детских книжках. Большой, неуклюжий и очень добрый.
Иван зевнул и с наслаждением потянулся. Засыпать за столом дело глупое, болит потом все. Но что же делать, когда так хочется спать! "Кофе бы сейчас," — только и успел подумать он, как заметил чашку, которую жена поставила на стол пока он спал. А рядом тарелку с пирогом, который он обожал. Понятное дело, что все для него, как всегда она делает все для него.
– Кто еще так будет заботиться обо мне, – промурчал он, прижимаясь к ее животу. Она ничего не отвечала, только гладила по голове и думала, какое он у нее бедный, заброшенный и голодный до заботы.
Чуть позже, закрыв рабочие задачу, Иван вспомнил вчерашний разговор с женой. Его все устраивало в их жизни, он зарабатывал достаточно, чтобы жить вдвоем, не бедствовать, ежегодно ездить в отпуск в Европу на неделю, да еще и понемногу откладывать. Но для Олеси все было иначе. Она не могла быть домохозяйкой. Еще и мать донимает постоянно, каждый раз въедливо расспрашивая, не устала ли она отдыхать на его средства. Как она не поймет, что он с радостью будет работать, а она пусть отдыхает. Потому что ее спокойствие ему важнее обязательной для постсоветского общества галочки в анкете – "трудоустроена".
С ее художественным образованием постоянной работы по специальности не находилось, разве что отдельные проекты, за которые она бралась время от времени. А ей нужна была стабильность и независимость, как она сказала вчера. И дело не в нем, нежно прибавила она. "А моей маме," - прошептал он сам себе, не зная, как извиниться перед ней.
Так чем же она провинилась? Что хочет делать интересные для нее вещи, хочет создавать прекрасное, а не быть обычным офисным планктоном, который отбывает рабочую повинность в компании, которую ненавидит? Поэтому пусть рисует себе в удовольствие, пусть ждет сколько надо дельные предложения! И хоть не часто у нее проекты, и она так счастлива, когда ими занимается или просто рисует для себя. Была счастлива. А сейчас все больше грустнеет, когда разговор заходит о работе, деньгах или отпусках. Слишком уж она проникается всем, слишком прислушивается ко всему, что говорят злые языки. Он как мог поддерживал Олесю, но понимал, что никакие уговоры о своей высокой зарплате или желание дать ей время для себя — не помогут. Он только глубже загонять ее в ловушку собственного самоосуждения. Поэтому сейчас Иван разыскивал различные курсы для начинающих и думал, что именно будет интереснее жене с ее креативностью и образностью видения.
— Любимая, относительно нашего разговора о работе, — сказал он вечером, когда они лежали в постели и почувствовал, как она вся напряглась и как будто подготовилась к бою. — Я сделал для тебя несколько закладок с курсами по веб-верстке и дизайну. Подборка небольшая, потому что не знаю, что тебе понравится больше, но это может быть началом. Перенесешь свое художественное видение в более практическую сферу, на постоянной основе. Пока тебе это будет нравиться. Если это тебе будет нравиться.
Мужчина осторожно искал слова, чтобы случайно не обидеть доверившуюся ему душу, чтобы правильно донести до любимого человека, почему он так делает и что он не просто так вмешивается в ее жизнь, что не давит на нее, а действительно хочет сделать все лучше. Хотя может и неуклюже, хотя и очень упрощенно, но делает все так, как знает и умеет. Потому что ему не безразлично. Поэтому так осторожно подбирает сейчас слова, так взволнованно задерживает дыхание, чтобы услышать ответ.
— А если нет, что-нибудь другое придумаем, — добавил Иван, продолжая говорить как бы сам с собой. — Если хочешь устроиться куда-то, давай искать вместе. Мы что-нибудь найдем, обязательно. Потому что это для тебя важно, а для меня важна ты. Лишь бы ты мне улыбалась и дальше, хорошо?
Он чувствовал, как ледяная глыба, в которую Олеся превратилась в начале разговора, с каждым его словом понемногу таяла. В конце концов она снова прильнула к нему, такая теплая и близкая, как и раньше.
— Хорошо, — только и ответила она, и в этом слове было обещание новой жизни, где она найдет себя, где будет зарабатывать деньги сама и где никто уже не скажет, что она лентяйка. Никто.
Свежие комментарии